Уходящий год бледным и скупым на политические события точно не назовешь — хватит не на одно интервью. Политолог Виктор Титов, кандидат политических наук, старший научный сотрудник департамента политологии и массовых коммуникаций Финансового университета при правительстве РФ подвел некоторые итоги 2018 года специально для Федерального агентства новостей.
Что нам светит в мировом спорте? Способны ли мы на революцию внутри страны? Кто особенно раздражает русский народ, перестанут ли нападать на Крым и могут ли отношения с Украиной еще больше запутаться?
— Виктор Валерьевич, попробуем начать с приятного — мы в этом году провели лучший в истории ФИФА чемпионат мира по футболу. Помогло ли это имиджу России?
— Чемпионат изменил отношение в мире к России к лучшему, хотя и в меньшей степени, чем нам бы этого хотелось. Очень сильна оказалась инерция стереотипов: кто хотел приехать в Россию, тот и приехал. Убедился в том, что у нас нормальная, открытая, цивилизованная страна, в которой медведи по улицам не бегают, в которой можно нормально жить, проводить крупные спортивные события на высоком уровне.
Те, кто к России относится негативно, — они и не приехали, а злобствовали: мол, страна, которая подсадила весь свой спорт на допинг, проводит чемпионат мира… Они продолжают злобствовать и сейчас.
Я думаю, чемпионат мира был важен для самоощущения нашего общества. Мы еще раз почувствовали, что мы великая страна, причем великая не с точки зрения ракет, самой большой территории или только истории. Великая в том, как мы можем организовывать большие события.
Мы сейчас очень любим говорить о прошлом — о наших победах, успехах, достижениях, и иногда кажется, что мы живем в ретроспективе. У нас постоянно присутствует ностальгия как некий императив массового сознания.
ЧМ показал, что у нас есть и настоящее, и будущее. Это был некий пик от Олимпиады до чемпионата мира по футболу, но была еще Олимпиада в Пхенчхане, были и не прекращаются скандалы с допингом, неоднозначно складывается ситуация с олимпийским движением.
Не факт, что наша сборная будет принимать участие в играх в Токио. И, скорее всего, крупных спортивных мероприятий в нашей стране мы можем теперь не увидеть достаточно долго.
— С чем мы завершаем этот год?
— Создается абсолютное ощущение, что если Россия и не находится в изоляции как субъект политического международного процесса, то близка к этому состоянию. Кто наши союзники — не очень понятно.
С Белоруссией у нас отношения на пониженной волне — нельзя сказать, что мы рассорились, однако [президент Белоруссии Александр] Лукашенко не хочет называть нас братским народом. После «дела Скрипалей» Россия стала особенно близка к состоянию изоляции со стороны Запада, да и восточный вектор вызывает [некоторые] вопросы.
— В конце прошлого года вы наверняка тоже делали прогноз на отношения с Украиной в 2018 году. Что сбылось, что нет?
— У меня было пожелание, и оно звучало так: «Хорошо, если не начнется война». Тогда создавалось ощущение, что чем дальше, тем более авантюрную политику будет проводить киевский режим. За несколько дней до конца 2018 года пожелание вроде сбывается.
Но все остальное в российско-украинских отношениях хуже, чем в прошлом году. «Минск-2» не работает и не позволяет сдержать Украину. Сделать это позволяет только один фактор: неминуемый ответ со стороны России в случае полномасштабной агрессии против Донбасса.
Никакие диалоговые форматы не работают. Отношения идут вниз, и на фоне активной предвыборной кампании все заметные украинские политики соревнуются в антироссийской риторике. Ситуация только запутывается, усугубляется, какие-либо возможные механизмы решения утрачиваются. Как бы ни закончились выборы на Украине, отношения между нами улучшаться не будут и после выборов.
В лучшем случае может быть некая заморозка — возможный инерционный сценарий при победе [действующего президента Украины Петра] Порошенко. Или более радикальные сценарии, вплоть до эскалации конфликта и возвращения на уровень 2014–2015 гг.
Украинская политическая сила неадекватно оценивает свои ресурсы и возможную поддержку со стороны Запада. Некоторым лидерам Украины кажется, что стоит по-крупному ввязаться — и Запад их поддержит.
Учитывая такое восприятие ситуации, риск того, что большая война может начаться до или после выборов, существует и не стремится к нулю. Но для начала войны не нужны громкие заявления в Верховной раде — достаточно терроризировать Россию звонками о заминировании и никому официально ничего не объявлять.
— С какими ощущениями наблюдали за ситуацией в Керченском проливе?
— У меня было ощущение, что Украина ждет жертв. Им надо было, чтобы погибли их люди. Им было желательно, чтобы наши потопили корабль-два, чтобы были трупы — тогда можно было бы устроить антироссийскую кампанию на должном уровне и требовать в ООН вообще все что угодно.
Не получилось, не срослось. Возможно, теперь предпримут что-то еще. Я не думаю, что они готовы идти на войну, что кто-то надеется, будто НАТО, США, ЕС кинутся защищать их, потопи русские пару их катеров. Не кинутся. Но задача у них двойная: устроить антироссийскую истерику в мире и попытаться мобилизовать остаточный электорат Порошенко. Мол, только Порошенко способен противостоять России. А кто еще? [Лидер партии «Батькивщина»] Юлия Тимошенко или шоумен [Владимир] Зеленский?
Удалась ли провокация с точки зрения этих задач? Не совсем. Запад отреагировал холодно: да, все на словах обеспокоились, но «вписываться» за Украину никто не хочет. Происходящее на Украине все больше напоминает чемодан без ручки — нести его уже тяжело и неудобно.
Режим Порошенко не пользуется популярностью, и делать ли ставку на его режим — это вопрос. Но и выбросить жалко: с точки зрения геополитических интересов США, такая Украина на границе с Россией их могла бы устроить.
[Президент США Дональд] Трамп почему еще не может бросить Украину: он находится под колоссальным давлением внутри США, где есть проукраинское лобби. Оно говорит: «Да, непонятно, что там на Украине происходит. Да, режим Порошенко неустойчив и на демократичные реформы не способен. Но по мелочи украинцы создают неприятности России, так что полезные в целом люди». Украина — имиджевый проект.
— Сбывается ли в таком случае план самой Украины приблизиться к Западу? Из видимых достижений наблюдаем только отмену визового режима с Европой.
— И это немаленькое достижение для молодежи Западной и Центральной частей Украины — они могут ехать туда, легально и полулегально устраиваться сантехниками, дворниками, сиделками, на ресепшен, что они и делают. Наверное, не самая лучшая судьба. Но, учитывая, что сейчас происходит во внутренней жизни Украины — возможно, и не худший сценарий в личной судьбе. Безвиз для каких-то слоев населения — плюс. Остальным ни холодно ни жарко.
Что касается интеграции в западное сообщество, то оно этим безвизом и ограничено. «А что вы еще хотели?» — уточняет Европа. НАТО? Так мы и более благополучные страны туда не берем. Если о дальнейших перспективах интеграции в европейское сообщество, то они туманные и плачевные.
Отделиться от России Украине получилось — группировке Порошенко удалось трансформировать массовое сознание украинского общества в антироссийскую сторону лучше, чем мечтал [экс-президент Украины Леонид] Кучма с его тезисом «Украина — не Россия». Украина — Европа? Формально — да. Но это европейский «третий мир».
— Можно ли сравнить наше поведение с обеих сторон? Украина депортирует наших журналистов, запрещает въезд мужчинам, уничтожает русский язык — и так весь год. А Россия принимает закон, который упрощает тем же украинцам получение российского гражданства…
— Россия в этой ситуации выглядит более сдержанно, более прагматично, более рационально и более прилично с гуманитарной точки зрения. Но принятый закон направлен скорее на модерирование нашей внутренней ситуации в миграционной политике. Его вряд ли заметят на Западе и скажут: «Какая благородная Россия и какая гадкая нациствующая Украина!»
— Трагедия в Керчи заставила государства мира поставить на Крыме геометку — это российская проблема. Но спровоцировала ли она изменения в отношении к полуострову как к российскому?
— Нет, не спровоцировала. События в Керчи у всех нормальных людей вызвали шок, а потом попытку разобраться. И когда стали разбираться, увидели, что есть конкретный молодой человек, есть колледж, есть укоренившиеся, фундаментальные проблемы в системе образования, в социализации молодежи. А есть тонкий политический фрейм вокруг этого, который попытались использовать наиболее отмороженные политики.
Все нормальные люди — подавляющее большинство — просто выразили соболезнования. Но была тонкая прослойка совершенно уж ненормальных людей, которые попытались привнести в эту трагедию политический элемент: мол, при Украине такого не было, это климат России-«оккупанта» воздействовал на мозг этого юноши… Но даже украинская власть при всей ее одиозности не решилась так сказать. Хватило совести.
Но если возвращаться к вопросу признания Крыма со стороны ведущих мировых держав, то, скорее всего, это дело десятилетий.
— С каким имиджем мы входим в новый год с точки зрения мира и чего нам можно пожелать?
— [С точки зрения Европы и США], мы входим агрессорами, любителями допинга, страной, находящейся в сложных отношениях с западным миром. Но нам стоит понять, что, несмотря на проблемы тут и там, на санкции и социально-экономическую ситуацию внутри страны, большинство процессов остается в наших руках.
Мы не просто плывем по течению и неизвестно куда выплывем. Мы не разваливаемся на глазах. У нас есть ресурсы, интеллектуальный потенциал, у нас есть возможности для маневра на международной арене. Поэтому крепких нервов нам и оптимизма.
Автор:
Евгения Авраменко
Источник: